Обернувшись, я увидел двух со вкусом одетых женщин средних лет. Сблизив свои головы над столиком, они вполголоса беседовали и, насколько я уяснил, не имели ни малейшего представления о том, что я стою рядом. Они редко называли меня по имени, поэтому вначале меня одолевали сомнения, однако вскоре стало очевидно, что предметом их разговора мог быть только я.

– Да-да, – говорила одна из женщин. – Они много раз связывались с этой Штратманшей. Она без конца уверяла, что он явится для осмотра, но до сих пор его еще не было. Дитер говорит, оно бы и ладно, у них и без того работы по горло, но теперь они все на взводе и ждут его с минуты на минуту. И, разумеется, то и дело прибегает мистер Шмидт с криком: приберитесь, мол: что, если он сейчас войдет и застанет городской концертный зал в таком состоянии? Дитер говорит что они все психуют, даже Эдмундо. С этими гениями и не угадаешь, к чему они придерутся. Там все еще помнят, как приходил Игорь Кобылянский и изучал все до мелочей. Как он встал на четвереньки, а все выстроились поодаль вокруг него и наблюдали, как он ползает по сцене, простукивает каждую половицу и слушает, прижавшись ухом. В последние два дня Дитера было не узнать: на службу отправлялся сам не свой. Для них всех это ужасно. Каждый раз в условленное время он не является: час или около того его ждут, потом снова звонят Штратманше. Она всегда рассыпается в извинениях, чем-нибудь отговаривается и назначает другое время.

Пока я слушал, в моем мозгу вновь всплыла мысль, уже не раз посещавшая меня за последние часы, а именно: я недостаточно часто связываюсь с мисс Штратман. Собственно, я заключил, что было бы неплохо позвонить ей теперь же из телефонных кабин, которые я видел в вестибюле. Но прежде чем успел обдумать эту идею, до меня донеслось:

– Свистопляска поднялась из-за того, что Штратманша неделями не переставала твердить: он, дескать, горит нетерпением проверить зал – но не акустику и прочее, чем интересуются в подобных случаях, а то, что касается его родителей, как они будут размещены во время концерта. Похоже, оба они не очень здоровы, поэтому нужны специальные кресла и прочие особые условия; требуется даже медицинский персонал: вдруг с отцом или с матерью, к примеру, случится приступ. Подготовка, приспособления – все крайне сложно; и, по словам Штратманши, он настаивал на том, чтобы обсудить со служащими каждую деталь. Отчасти это даже трогательно: такая забота о своих престарелых родителях! Но в результате он ни разу не показался! Конечно, не исключено, что это не его вина, а скорее Штратманши. Дитер так и думает. Судя по всему, у него отличная репутация: он не из тех, кто привык причинять людям множество неудобств.

Такие речи женщин вызвали у меня досаду – но, услышав последние фразы, я, естественно, испытал облегчение. Однако после слов о моих родителях и о многочисленных специальных приготовлениях для их комфорта я понял, что звонок мисс Штратман нельзя откладывать ни на минуту. Оставив поднос на прилавке, я поспешил в вестибюль.

Я вошел в телефонную кабинку, быстро отыскал в карманах карточку мисс Штратман и набрал номер. На звонок тут же отозвалась сама мисс Штратман.

– Мистер Райдер, спасибо, что позвонили. Я так рада, что все идет успешно.

– А, так вы считаете, все идет успешно?

– Блестяще! Вы повсюду имели такой успех! Горожане очарованы. А ваша вчерашняя послеобеденная речь: буквально все в один голос говорят о том, как она была остроумна и занимательна. Если мне дозволено будет так выразиться, работать с человеком, подобным вам, сплошное удовольствие.

– Спасибо, мисс Штратман. Вы очень любезны. Когда тебя так хорошо опекают – вот это удовольствие. Я звоню потому… потому что хотел бы согласовать некоторые вопросы, касающиеся моего расписания. Сегодня произошли кое-какие вынужденные задержки, повлекшие за собой нежелательные последствия.

Я помедлил, дожидаясь отклика мисс Штратман, но на том конце линии царило молчание. С легким смешком я продолжил:

– Но сейчас мы, конечно же, находимся на пути к галерее Карвинского. Я, собственно, имею в виду, что половину пути мы уже преодолели. Мы, разумеется, хотели прибыть заблаговременно – и, надо признаться, предвкушали немало приятного. Я слышал, окрестности галереи Карвинского просто великолепны. Мы очень рады, что скоро там окажемся.

– Отлично, мистер Райдер! – Голос мисс Штратман звучал неуверенно. – Надеюсь, вечер вам понравится. – Неожиданно она добавила: – Надеюсь, мистер Райдер, вы на нас не в обиде.

– Я в обиде?!

– Поверьте, мы ничего такого не имели в виду. То есть когда предложили вам сегодня утром посетить дом графини. Мы ни на минуту не сомневались, что вы во всех подробностях знакомы с творчеством мистера Бродского. Просто дело в том, что эти записи – большая редкость, и графиня с мистером фон Винтер-штейном оба подумали… О Боже, надеюсь, вы не обиделись, мистер Райдер! Мы не имели в виду ничего такого, верьте мне.

– Я ничуть не обиделся, мисс Штратман. Напротив, меня весьма волнует, как бы графиня и мистер фон Винтерштейн сами не обиделись, что я не смог явиться…

– О, пожалуйста, не беспокойтесь об этом, мистер Райдер.

– Мне очень хотелось бы встретиться и побеседовать с ними, но обстоятельства нарушили все мои первоначальные планы. Я думал, они меня простят: в особенности по причине того, что, по вашим словам, мне не было необходимости знакомиться с записями мистера Бродского…

– Мистер Райдер, я уверена, что графиня и мистер фон Винтерштейн правильно понимают ситуацию. Теперь я вижу, что мы проявили бесцеремонность, навязав вам эту встречу, тем более ваше время столь ограничено. Ради Бога, не обижайтесь.

– Уверяю, я нисколько не обижаюсь. Но, если позволите, мисс Штратман, я звоню вам с целью обсудить совершенно иные пункты моего расписания.

– Да, мистер Райдер?

– Это, к примеру, осмотр концертного зала.

– Ах, да…

Я ждал продолжения, но не дождался и заговорил вновь:

– Да, все, чего я хотел, это убедиться, что к моему выступлению все подготовлено.

Мой озабоченный тон заставил мисс Штратман наконец откликнуться:

– Да, понятно. Ясно. Я вас поняла. Я отвела для этого визита время в расписании, но оно невелико. Вы можете убедиться сами. – Она замолкла, и я расслышал шелест бумаги. – С этим пунктом соседствуют два других, весьма важных. Поэтому я подумала, что если придется ужать график, то лучше за счет визита в концертный зал. Если он вам действительно необходим, вы легко сможете повторить его позднее. Соседние пункты, сами видите, сократить не так просто. В частности, встречу с Группой взаимной поддержки граждан: я знаю, какую важность вы придаете общению с рядовыми людьми, неравнодушными…

– Да, разумеется, вы совершенно правы. Полностью с вами согласен. Как вы заметили, я всегда могу выкроить время для повторного осмотра концертного зала. Да-да. Все дело в том, что меня несколько беспокоили… э-э… условия. Я говорю о размещении моих родителей.

С другого конца линии отклика вновь не последовало. Я откашлялся и продолжил:

– Как вам известно, мои мать и отец оба в преклонном возрасте. Их места в концертном зале должны быть специально оборудованы.

– Да-да, конечно. – Голос мисс Штратман звучал слегка озадаченно. – И медики под рукой, на случай каких-либо осложнений. Да, все предусмотрено: вы сами в этом убедитесь, когда будете осматривать зал.

Секунду я обдумывал ее слова, потом уточнил:

– Мои родители. Мы говорим именно о них. Полагаю, мы с вами понимаем друг друга правильно.

– А как же, мистер Райдер! Пожалуйста, не беспокойтесь.

Я поблагодарил мисс Штратман и вышел из кабинки. Возвратившись в кафе, я на мгновение застыл в дверях. На пол легли длинные закатные тени. Две дамы продолжали серьезную беседу, но я не мог угадать, обсуждают ли они по-прежнему мою персону. В дальнем конце я увидел Бориса: он что-то объяснял Софи, и они оба весело смеялись. Несколько секунд я не двигался с места, продолжая обдумывать недавний разговор с мисс Штратман. По зрелом размышлении я решил, что и в самом деле неуместно было предполагать, будто я могу почерпнуть что-нибудь полезное, слушая у графини старые записи Бродского. Несомненно, она и мистер фон Винтерштейн планировали шаг за шагом ознакомить меня с его музыкой. Эта мысль вызвала у меня раздражение – и я порадовался, что пропустил этот визит.