На следующее утро он пробудился рано и приготовил завтрак на двоих. Мисс Коллинз спустилась в обычный час, и они приветствовали друг друга вполне дружелюбно. Он начал извиняться за вчерашнее, а она его удержала, сказав, что они оба вели себя как малые дети. Они продолжили завтрак, довольные тем, что ссора осталась позади. И все же теперь в их жизни возник некий холодок, который сохранялся и позже. Спустя месяц-другой, когда периоды молчания случались все чаще и все дольше затягивались, Бродский, задумавшись о причинах, неожиданно вернулся мыслями к тому весеннему дню, к утру, начавшемуся так многообещающе – с отдыха рядом на влажной лужайке.

Пока Бродский предавался воспоминаниям, прибыл я и начал играть. Под начальные такты Бродский пустыми глазами смотрел в пространство. Затем, со вздохом, приступил к делу и подобрал с земли лопату. Он уже копнул было острием для пробы, но решил, вероятно, что начинать еще рано: музыка пока не соответствовала настроению. И только когда началась медленная и печальная третья часть, Бродский принялся рыть могилу. Почва была мягкая – и больших усилий не требовалось. Он подтащил тело Бруно по высокой траве к краю могилы и опустил его туда без лишней суеты, даже не испытав желания развернуть простыню и кинуть на собаку последний взгляд. Он начал сбрасывать землю обратно в яму, но доносимая воздухом печальная мелодия, по-видимому, заставила его замереть на месте. Выпрямившись, он ненадолго позволил себе постоять спокойно и оглядеть наполовину закопанную могилу. Только когда я уже заканчивал третью часть, Бродский снова взялся за лопату.

Завершив третью часть, я услышал, что Бродский все с той же энергией продолжает работу, и решил пренебречь финальной частью, которая едва ли подходила для церемонии, и просто повторить третью. Я чувствовал, что должен сделать для Бродского хотя бы эту малость, раз уж вынудил его так долго ждать. Удары лопаты слышались по-прежнему и замолкли приблизительно на середине третьей части. Это удачно, предположил я: у Бродского будет время еще немного поразмышлять над могилой, и я поймал себя на том, что заметнее, нежели прежде, выделяю элегические нюансы.

Вторично завершив третью часть, я минуту-другую сидел за фортепьяно неподвижно и лишь затем встал и расправил плечи в этом тесном пространстве. Солнце уже миновало зенит: я слышал, как поблизости трещат в траве сверчки. Чуть позже мне пришло в голову, что нужно бы выйти и сказать Бродскому хотя бы два слова.

Когда я распахнул дверь и выглянул наружу, меня удивило то, как низко успело опуститься над дорогой солнце. Сделав несколько шагов по траве, я достиг тропы и по ней добрался до вершины. Там я увидел противоположный, более пологий склон, плавно переходивший в красивую долину. Чуть ниже меня, среди тоненьких деревцев, стоял над могилой Бродский.

При моем приближении он не повернул головы, а спокойно произнес, не отрывая взгляда от могилы:

– Благодарю вас, мистер Райдер. Это было прекрасно. Очень, очень вам благодарен.

Пробормотав что-то в ответ, я остановился на почтительном расстоянии от могилы. Бродский некоторое время продолжал ее созерцать, а потом сказал:

– Всего лишь старое животное. Но я хотел самой хорошей музыки. Бесконечно вам благодарен.

– Не за что, мистер Бродский. Это было совсем нетрудно.

Он вздохнул и в первый раз поднял на меня глаза:

– Знаете, у меня нет слез. Я пытался заплакать, но не мог. Голова полна мыслями о будущем. А иногда и о прошлом. Я говорю, как вы понимаете, о нашей прошлой жизни. Пойдемте, мистер Райдер. Оставим Бруно здесь. – Он повернулся и медленно зашагал вниз, в долину. – Пора. Прощай, Бруно, прощай. Ты был хорошим другом, но кто ты – всего лишь пес. Оставим его здесь, мистер Райдер. Идемте со мной. Оставим его. Вы так добры, что согласились сыграть в его честь. Лучшая музыка. Но я не могу сейчас плакать по Бруно. Скоро она придет. Ждать уже недолго. Пожалуйста, пойдемте.

Я снова взглянул на долину и только сейчас заметил, что она густо усеяна надгробиями. Я понял, что мы направляемся к тому самому кладбищу, где Бродский договорился встретиться с мисс Коллинз. В самом деле, когда я присоединился к Бродскому, он сказал:

– Могила Пера Густавссона. Мы там встречаемся. Выбор случайный. Она сказала, что помнит эту могилу, вот и все. Подожду там. Я не против подождать немного.

Мы шагали вначале по жесткой траве, потом вышли на тропу – и чем ниже спускались по склону, тем яснее я обозревал кладбище. Это было тихое, уединенное место. Надгробия располагались аккуратными рядами поперек долины; часть их взбиралась по поросшему травой противоположному склону. Я заметил, что сейчас там проводятся похороны; видны были темные фигуры скорбящих – человек тридцать, которые собрались на солнце слева от нас.

– Надеюсь, все пройдет хорошо, – произнес я. – Разумеется, я имею в виду вашу встречу с мисс Коллинз.

Бродский покачал головой:

– Утром я был настроен бодро. Думал, что стоит нам поговорить, и дело пойдет на лад. Но теперь не знаю. Быть может, ваш приятель, которого мы у нее встретили, был прав. Может, она никогда меня не простит. Может, я слишком далеко зашел – и она не простит меня никогда.

– Уверен, для уныния нет оснований. Что бы ни случилось, все осталось в прошлом. Если вы оба сегодня…

– Все эти годы, мистер Райдер, – проговорил Бродский. – В глубине души. Я никогда по-настоящему не верил в то, что обо мне говорили. Не соглашался, что я такой… такое ничтожество. Умом я, может быть, это принимал. Но не сердцем – нет, не сердцем. Ни минуты, за все эти годы. Я всегда слышал музыку, всегда. Поэтому я знал, что я лучше, чем они обо мне говорят. И был короткий промежуток, после нашего приезда, когда и она это знала, не сомневаюсь. Но потом – да, она начала колебаться, и кто ее осудит? Я ее не осуждаю за то, что она ушла. За это – нет. Но мне не нравится, как она поступила дальше. Да, ей бы следовало поступить иначе! Я поселил в ней ненависть к себе: представляете, чего мне это стоило? Я дал ей свободу – и что она делает? Ничего. Даже не уехала из этого города, просто зря теряла время. С утра до вечера занята разговорами с этими людьми – этими слабыми, ни к чему не пригодными людишками. Знать бы мне, что она не придумает ничего лучшего! А ведь это, мистер Райдер, ох как больно – отталкивать человека, которого любишь. Думаете, я бы это сделал? Стал бы превращаться черт-те во что, если б знал, что она не придумает ничего лучшего? Эти слабые, несчастные людишки, которые к ней ходят! Прежде у нее были другие, высокие цели. Она собиралась горы свернуть. Вот какой она была. И смотрите: она все растеряла. Даже не уехала из этого города. Разве удивительно, что я время от времени на нее покрикивал? Если это все, чего она собиралась добиться, так бы и сказала. Думает, это шутка, это раз плюнуть – сделаться забулдыгой? Народ вокруг думает: что там, он пьян – и ему море по колено. Ничего подобного. Иной раз все понимаешь, понимаешь так, что яснее некуда, и тогда… Как тошно тогда бывает – знаете, мистер Райдер? Я дал ей шанс, а она не воспользовалась. Даже из города не уехала. Все говорит и говорит – с этими жалкими людьми. Я ругал ее – станете вы меня осуждать? Она заслужила это, до единого слова, до последнего грязного ругательства, все заслужила…

– Мистер Бродский, пожалуйста, прошу вас. Разве так нужно готовить себя к столь важной встрече…

– Она что, думает, я получал от этого удовольствие? Забавлял себя? Мне это было не нужно. Видите, я могу не пить, если не хочу. Что ж она думает – я таким образом развлекался?

– Мистер Бродский, мне не хотелось бы вмешиваться. Но, не сомневаюсь, настало время навсегда отогнать от себя подобные мысли. Пора забыть обо всех раздорах и разногласиях. Ваша цель – как можно лучше использовать остаток жизни. Пожалуйста, постарайтесь успокоиться. Не годится встречать мисс Коллинз в таком настроении: вы, безусловно, потом станете локти себе кусать. С вашего позволения, мистер Бродский, вы были совершенно правы, когда собирались в вашей беседе сделать упор на будущее. Идея насчет животного очень, на мой взгляд, недурна. Ей-богу, мне кажется, следовало бы развивать эту идею и другие, ей подобные. Нет ни малейших причин возвращаться к прошлому. И конечно, у вас теперь совсем недурные виды на будущее. Со своей стороны я сделаю все возможное, чтобы горожане вас приняли…